[:ru]
На экраны выходит новый фильм Александра Митты «Шагал – Малевич», картина неожиданная и даже концептуальная. С одной стороны, это история о возвращении в родной Витебск художника Марка Шагала с женой Беллой и дочкой, об открытии им Школы искусств и преподавании там Казимира Малевича. С другой – это слово о нашей гордости, потому что слава России в живописи представлена в мире именно этими двумя именами. «Комсомолка» уже посмотрела фильм, где главные роли сыграны Анатолием Белым и Леонидом Бичевиным, и поговорила с режиссером.
– Александр Наумович, поздравляем с картиной! В наше время самое первое, что спрашивают, это «откуда дровишки», в смысле деньги на фильм нашлись?
– Кино снималось на частные деньги. Хотя мы честно победили в конкурсе сценариев и получили помощь от государства на начальный этап съемок миллион рублей. Потом, и так всегда бывает, даже если сроки соблюдены день в день, эти деньги кончились быстрее, чем ожидалось. Нам пообещали еще миллион, попросив, правда, принести одобрение всех, кто имеет к теме художников отношение, и нам дала добро, посмотрев материал, Академия художеств, Центр современного искусства и Музей современного искусства – но в итоге мы получили только 200 тысяч. На все. Хотя я и говорил, что картина будет представлять русское искусство. Так получилось, что мы не сговариваясь с Эрнстом, оба посчитали, что для мира русское искусство, хорошо это или плохо, сегодня представляется двумя фигурами – Шагал и Малевич. И на открытии Олимпиады в Сочи Малевич был показан как главная фигура 20 века, а на закрытии – Шагал. Так что этих художников народ должен знать – они слава наша.
Анатолий Белый в роли Казимира Малевича.
– Ждете успеха?
– Все картины о художниках, кроме «Фриды», никогда не имели зрительского успеха. Из-за коренного противоречия: живопись требует спокойной созерцательности. А в кино должен быть такой монтаж, чтобы каждый кадр был как бы недосмотренный, чтобы хотелось следующий смотреть. И меня это подрубало, конечно. Я не сразу осознал, что надо делать кино, а не представлять художников. Драма требует мифа, байопик – документальности, а тут еще и элементы фэнтези нужны, чтобы показать мир художника. Вот у нас сколько было денег, столько на фэнтези и ухнули. Еще нам надо было платить очень большие деньги Фонду Шагала за каждую показанную в фильме картину – даже на заднем плане или в темноте, Малевич в этом смысле очень хорош – за него нам не надо было платить. У нас в Витебске прекрасные художники, которые сделали целых 154 картины как бы Малевича, тем более, что ему, представителю нового искусства, даже не принципиально было подписываться. Выдумали мы и историю с женой Шагала и влюбленным в нее давним другом Шагала, а ныне красным комиссаром – хотя Белла в реальности была безупречна. Но без мелодрамы не обойтись! В кино должен быть конфликт – иначе ничего не сложится.
Актеры Кристи Шнайдер (роль Беллы Розенфельд) и Леонид Бичевин (роль Марка Шагала).
– Они и в творчестве все же были принципиально разные?
– Для Шагала главное, что художник вмещает в картину, а для Малевича – концептуальный взгляд, он же первый в мире продуманный, сознательный абстракционист. Его система стала стилеобразующей основой для всего 20 века. И не только в живописи, а в архитектуре, в дизайне. Японцы, например, спланировали город по архитектонам Малевича. Многие считают его вообще самым влиятельным за всю историю живописи. . Только профаны могут считать , что черный квадрат – это клоунство. На самом деле это азбука искусства и точка отсчета! А Шагала все просто очень любят – и раннего, и коммерческого и возрожденного, 70-летнего монументалиста, создателя великих фресок и витражей. Но родина всегда была для него на первом месте, где бы он ни жил. В своей живописи он все соединил – бога, семью, человека, землю.. И эти художники из России. Мы даже не понимаем, насколько это большая гордость. Как будто это не наше национальное достоинство. Поскольку музеи пусты всегда, я насколько мог, попытался приблизить этих художников народу. Я-то всегда любил ходить по музеям, и еднственный человек, которого я там встречал из знакомых режиссеров – это мой однокурсник Андрей Тарковский.
– Только не сердитесь, Александр Наумович. Но начинаешь смотреть – думаешь: ну, вот как-то лубочно все. Но очень скоро въезжаешь в идею: эстетически ваша картина направлена в ту же сторону, что и шагаловские полотна. Не только цветом… Формы и даже синтаксис, речь персонажей – все оттуда, из его мироощущения.
– Абсолютно точно. Если через полтора часа просмотра у вас родилось красочное представление о мире, (сказать «близкое к Шагалу» – это будет наглостью все же), значит мы правильно двинулись. Потому что Малевич очень ярок, а сейчас кино делают сдержанным, черно-белая гамма берется за эталон. Яркий цвет в кино всегда грубоват. Но сейчас, с переходом на цифру, появилась возможность манипулировать цветом. Ты можешь снимать хоть самый серый день, а сделать из него тропики. Ночь, закат, лето – ты можешь все что угодно с «цифрой». Вот мы практически и рисовали каждый кадр, чтобы все собиралось в единую живописную картину, хотя на самом деле, конечно, кино должно заниматься характерами, а живопись висеть в музеях. У них разная жизнь, что бы ни говорил Малевич по этому поводу. Совместить невозможно, я это понимаю, и все же я сделал это.
– Дальше – больше. С эстетикой все более-менее понятно. Но ведь и с содержанием тоже фокус. У Шагала и Малевича происходит конфликт преподавательских идей, чувств, чего угодно. И при этом все герои немного того – лопухи «шагалистые». Даже злодеи – наивны и светлы в конечном итоге.
– Ох, ну да. Но все-таки конфликт нужен для кино – как гвоздь для вешалки. Иначе на чем все будет держаться? И Шагал с Малевичем должны спорить как протагонист и антагонист. Хотя в жизни, конечно, они не конфликтовали. И только в финале реализуется идея о том, что каждый художник создает свой уникальный мир и всем этим мирам найдется место, а до этого надо чтобы были интриги, любовь, предательство, чтобы сочувствовать и переживать. Иначе несмотрибельно. Когда ученики предают Шагала ради Малевича, пообещавшего им «твоим языком весь мир будет разговаривать с космосом», это укладывается и в законы и жизни, и кино. Но что там чистая правда – это то, что Шагал создал эту школу, позвал туда Малевича, того арестовали и педагоги школы его освобождали от ЧК. И что Малевич, осознав, как школа может продвинуть его великую идею, руками учеников ее и отобрал – тоже чистая правда, как и то, что когда Шагал уехал в Европу, то никогда ни слова осуждения он не говорил о Малевиче. А наоборот – только с большим уважением. Об этом есть свидетельства. А Малевич, кажется, этого эпизода свой жизни даже и не заметил вовсе.
Александр Митта на съёмочной площадке.
– Вы сняли фильм, чтобы приобщить людей к искусству?
– Да нет, просто показать, что есть у нас в России художники, с которыми считается весь мир. И которые этот мир изменили и меняют до сих пор. Авангардист Малевич велик для всех, кроме России, которая его не хочет признавать и почитать. Его могила в Немчиновке закатана асфальтом и по нему ходят люди. Хотя вроде бы сейчас появилась идея создать центр памяти малевича.
– Александр Наумович, я что-то подумала, что неискушенному зрителю Малевич и Шагал покажутся людьми с придурью и только. Не боитесь?
– Конечно. Мы об этом и говорим. Что художник немножко псих. И на минутку, «придурки» вроде Моцарта сочиняют великие симфонии, а их хоронят в общей могиле. Се ля ви. Считать художника придурком – удобнее. Потому что по общему мнению, делать то, что тебе не приносит деньги – глупо. Ты должен зарабатывать, богатеть. А художник по-другому устроен. У него есть что-то его переполняющее. Есть счастье от искусства, ради его можно жить.
– А вы тоже ради фана снимали свое кино?
– Я? Ну я совсем не думал, что могу что-то заработать на этой картине. Когда я получил возможность это делать, я полностью забросил все другие дела и заработки. И закончил фильм совсем без копейки. Но я был счастлив. Абсолютно. Я понимал, что лет мне уже много, что это последняя возможность, а с этими мыслями – снять кино о художниках – я жил лет сорок.
– А идея Малевича о том, что искусство не должно повторять жизнь, близка вам?
– Нет, это его точка зрения. Я начинал свой путь как карикатурист, мой мечтой было работать в «Крокодиле», я пришел во ВГИК-то чтобы рука окрепла, но кино меня засосало. Думаю, что кино должно быть верно реализму. И я очень люблю реалистические картины, рисунок и Шагала очень люблю. Он такой пылесос, всосавший в себя все идеи, которые вокруг него были в парижской школе. У него есть и импрессионизм, сюрреализм, экспрессионизм и кубизм, хотя от всего открещивался, но все впитывал и превращал в Шагала. А Малевич он все создал на абсолютно пустом месте. Радикальная мысль о том, что может существовать абстрактное искусство до него вообще никому в голову не приходила. А с ней каждый понял, что и он может в этом мире найти свое развитие. Так что великим Малевичем надо восхищаться. И то что два таких художника оказались в одном времени и месте – эту идею грех было не использовать.
– А для вас имеет значение, что ваш день рождения – это день смерти Шагала.
– День смерти Шагала, это день счастливого завершения его земной жизни. Ведь он практически и не умирал. Он сел в лифт, чтобы подняться в мастерскую работать (а он в 98 лет работал), а когда двери открылись, его уже не было. О такой смерти можно только мечтать.
Анна Балуева, Комсомольская Правда, 2 Апреля 2014
Официальная страница фильма «Шагал — Малевич»
[:]